Б.А. Алмазов.
Доцент кафедры
связей с общественностью
СПбГУФК им. Лесгафта
BorisAlmazov@narod.ru
Мир стоит на простых истинах. Для творчества художника главные две: нет другого учителя, кроме природы, и от малого - к великому. Вторую - следует понимать так: от малой родины, от краюхи хлеба, от птенца, что выпал из гнезда на дереве, у твоего дома, и которого ты в детстве, сам, едва научившись ходить, пожалел, к божественному озарению и вселенским открытиям. Наоборот не бывает. Не бывает художников, явившихся в наш мир из космоса, не бывает творцов - комет, упавших в нашу бренную юдоль. Только от родительского порога, от родного языка, от родной земли, трудом, кровавым потом и слезами, обретая мастерство, приходит мастер к постижению мира и только тогда, обретенная им гармония, дарится всему человечеству и принимается им с пониманием и благодарностью.
Такие мысли рождает творчество выдающегося современного художника Юхани Пальму, но первое, что следует понимать, вступая в мир его образов – Пальму – финн. Финн и в пасторальном реалистическом сельском пейзаже, и в самом, казалось бы, модернистском, ультрасовременном полотне или авангардистской форме, во всем своем творчестве, которое уже стало достоянием европейской и мировой культуры. А финны народ не простой. Я думаю: через понимание их исторической миссии, через понимание финского национального характера и стереотипа поведения, как это не удивительно, лежит самая короткая и ясная дорога к понимаю творчества Юхани Пальму.
Финны - древнейшее население огромных и суровейших пространств евразийского материка. Когда еще не существовало, ни древне - египетской, ни шумерской, ни всех других цивилизаций, глядящих на нас из тьмы веков загадочным ликом сфинкса или пустыми глазницами маски Саргона 1, предки финнов уже начали свой многотысячелетний путь вослед за отступающим ледником.
Примерно, в 8 тысячелетии до Р.Х уральская раса, постепенно и мирно разделилась на самодийскую и финскую. Охотники и рыбаки, собиратели земных плодов и пастухи оленьих стад - прафинны расселились на огромных территориях, не вступая в конфликт ни с природой, ни с соседями. И когда, младенческая, по сравнению с их культурой, древнеегипетская цивилизация речениями первых фараонов провозгласила культ насильственного подчинения - “Тысячи тысяч убил я, тысячи тысяч поверг к стопам моим”, –древний финский эпос фиксировал иное миропонимание и иные формы коммуникации:
“Невинных я не тронул.
Только себе взял,
Тысячу отобрал,
Оленей отобрал.
Прочих всех раздал людям,
Прочих оленей раздал людям”
- вот что
считал свой заслугой герой, финского сказания, живший за 5 тысяч лет до нас.“Индоевропейцы (“арийцы”), хлынувшие, круша все на своем пути, в конце III тысячелетия до нашей эры из причерноморских степей на Апеннинский и Балканский полуострова, а также на Иранское плоскогорье и Индо-Гангскую низменность, создали цивилизации, так называемого “нового древнего мира”, основывающиеся на экспансионистских ценностях, характерными особенностями которых были революционные изменения. Уральская же цивилизация, за редким исключением, не менявшая своей локализации, напротив, не знала катаклизмов, и тяготела к эволюционными путям развития…
………к концу II тысячелетия до нашей эры, отмеченному в традиционной исторической канве Троянской войной, а также взаимным истреблением Пандавов и Кауравов “Махабхараты”, финно-угры мирно разделились сначала на прафиннов и праугров, а затем, уже прафинны — на балтийских (будущих финнов, эстонцев и карел), волжских (будущих мордвинов и марийцев) и пермян, предков коми и удмуртов.
Трещала Римская империя, христиане колошматили статуи олимпийских богов, готы всем народом переплывали Балтику, пересекали Восточно-Европейскую равнину, осаждали Константинополь, брали Рим, основывали королевство в Пиренеях. Финно-угры осваивали безлюдные до них лесные дебри и речные поймы, овладевали новыми технологиями, находили компромиссы, постепенно обособляясь, друг от друга. Лишь угры - венгры (ближайшие родственники хантов и манси) совершили, по стопам своих соседей-тюрков, марш-бросок в Центральную Европу, выбрав этим для себя как бы чужую судьбу”. (Сергей Завьялов. “Спасем себя сами” СЗЖ №3 )
А причем тут Пальму? А при том, что в отличие от множества современных художников, Юхани Пальму совершенно не агрессивен. Миром и жизнью полны его полотна и скульптуры. Вся борьба, весь, порою мучительнейший поиск, спасительной истины не во вне, но в внутри души и сознания мастера. Творчество этого удивительного художника лишено экспансии.
Голос Пальму сознательно негромок, но в звучании его проступает твердость и достоинство финского крестьянина тугодумома, упорно размышляющего, над проблемами, казалось бы, совершенно далекими от его повседневных забот, космическими, глобальными, философскими. Не скудость бытия, но философская аскеза в глубоком и точном отборе красок и объектов, помогающих Пальму размышлять с кистью и резцом в руках. Он никому не навязывает своих поисков и своих открытий, он не скрывает их, тем самым приглашает к сопутствию. Ведь художник и зритель это одно и тоже, только у зрителя нет кистей и красок. Он не умеет рисовать, но видеть, чувствовать и думать - обязан. И если он не пройдет тот же путь, что и художник, то и не поймет ничего в его произведении. Это требует усилий, а Пальму – художник трудный!
При внешней статике, произведения Пальму насыщены чрезвычайной внутренней напряженностью. Не даром, излюбленным мотивом художника стал станок для сгибания дуг. Это напряжение и в пасторальных реалистических полотнах, где четко очерченные дома стоят в единственно возможном продуманном порядке, как бы противопоставляя себя натиску неорганизованной нечеловеческой стихии. Напряженно слушают проповедника молящиеся, не экстатически, ни в дарованном свыше откровении, но интеллектуальным и душевном усилии, стремящиеся постигнуть Бога.
Юхани Пальму – человек Севера, - рассудительный неторопливый, основательный. Ему недостаточно услышать, как говориться “музыку сфер” ему важно понять, осмыслить, принять или отвергнуть самое устройство мироздания.
Его предметный мир – логичен, весом, материален. Но как дуга, стремящаяся вырваться из штырей станка, чье желание, (хотя, казалось бы, это неодушевленный предмет!) распружиниться, развернуться, явить спрятанную энергию в рывке, в порыве, в ударе, мы ощущаем почти физически, в каждом произведении Пальму, его мучительное стремление - вырваться из мира привычных, почти материально осязаемых, сегодняшних образов, мнений и понятий. Прорваться через пространство, разделяющее, как отдаленные финские хутора, современных людей. И не только людей, в их повседневном “необщении”, при даже совместном проживании, а человека и природу, человека и космос, человека и предмет. Преодолеть межчеловеческое пространство непонимания и духовную слепоту, глухоту и безгласность.
Этот постоянное усилие, постоянное напряжение, как у пахаря, ведущего борозду, ради ежегодного возрождения новой жизни из
, умершего во тьме земного чрева, зерна, главная связующая нить всего творчества художника, все равно, чем бы он ни занимался: живописью, графикой, скульптурой, драматургией или благотворительностью… Поиски путей коммуникации, вот цель его творческих устремлений.Работая
, как художник - реалист, пристально вглядываясь в природу, и беря в учителя только ее, Пальму достигает высокого мастерства. Так, когда даже неискушенный зритель видит, коричневые желтые, черные, охристые цвета Сурбарана, Риберы, Веласкеса, и даже Дали, он, безошибочно, скажет – это Испания, это цвет ее земли, вина, кожаных курток, песка арен корриды… Когда видишь многосложный и лаконичный белый, стерильно, северно - чистый голубой или охряно -красный Пальму – это Финляндия. Точный глаз художника увидел его. Запечатлевшая на холсте, кисть подняла до наполненности национального символа. Одного этого достаточно, чтобы остаться в истории искусства, но Пальму бесстрашно идет дальше. Мастерство, знание основ, дает ему свободу.Прорываясь за рамки реальности, Пальму совершает удивительный путь в те уголки сознания, где еще таятся воспоминания доисторического, бесписьменного мира, иной цивилизации, когда не были разделены Восток и Запад, мир реальный и потусторонний, где нет смерти и времени, но только разные формы жизни. И самое поразительное - прошлое откликается! Петроглифы и смутные образы, приходящие из мира не наших, не нынешних сновидений и пророчеств, не отягощенные нашим знанием, ассоциациями и нашими реалиями, приходят к художнику. Он их видит! Он запечатлевает их на своих полотнах. Кажется, что души предков, через 10-15 тысячелетнюю толщу времен, помогают ему держать кисть и находить цвет. От них не веет могильным холодом, для Пальму, а, стало быть, и для всех, кто видит его полотна, – они живы. Оказывается, они радостны, они простодушны, добры и отзывчивы. Они
- носители знаний иного пути, чем тот, двигалась по которому зашла в тупик, в своей беспощадной борьбе с природой и с человеком, современная цивилизация бездумного потребления.Мне кажется, Юхани
Пальму, как и положено художнику, на уровне эмоций, смутных ощущений, интуитивно, но, при этом безошибочно точно, чувствует этот иной путь, дарованный ему генетической памятью и обретенный трудом, поиском и мастерством, путь уступок и сотрудничества, поиска понимания и сочувствия, путь гармонии с природой и космосом. Путь, когда - то давно, отвергнутый, большинством, так называемого, цивилизованного человечества в угоду “магистральному, техническому, революционному” развитию. Но, Слава Богу, не забытый! И, кто знает, может быть, единственно верный, все еще ожидающий нас,… как спасение.