Б.А. Алмазов.
Доцент кафедры
связей с общественностью
СПбГУФК им. Лесгафта
BorisAlmazov@narod.ru

 

ВАЯТЕЛЬ

Его называют первым иллюстратором "Тихого Дона", часто добавляют лучший иллюстратор “Тихого Дона", а все остальное как-то замалчивается. О нем говорят, когда рассматривают знаменитые горельефы на Ростовском драматическом театре, но как я заметил , многие экскурсоводы думают ,что иллюстратор Тихого Дона и скульптор очень известный в 30 -х годах - разные люди. Ведь почти никто не знает о его судьбе. Ярко вспыхнув в русском советском довоенном искусстве он как -то ушел в туман умолчаний, многозначительных взглядов, недомолвок и полного отсутствия достоверных фактов. Рассказ о нем обычно начинают с легенды: в 1926 году, выезжавшие на этюды ростовские художники увидели на берегу Дона недалеко от станицы Елизаветинской большую, вылепленную из речной глины скульптуру рыбака. Работа была сделана мастерски. На их расспросы об авторе станичники отвечали что, мол, в хуторе Шмат проживает казак Сергей Григорьевич Корольков, человек совсем молодой, 21-года от роду. Он и лепит, и рисует и вообще может все, а кормится от рыбалки. Когда художники разыскали талантливого самоучку, то были поражены его рисунками на темы участия казаков в войнах прошлых лет.

Так это было или иначе трудно сказать, но когда. Корольков появился в Ростове всей своею необычной внешностью, экзотичностью характера он легенду как бы подтвердил.

Он явился в художественную школу в огромном тулупе, в сапогах - бродах, подпоясанный кушаком из куска рыболовном сети. Физически сильный, характера резкого, волевой и даже жесткий, он поражал окружающих своей одаренностью и работоспособностью

Корольков мог рисовать целыми днями, не уставая, из карманов у него часто торчали куски деревянной мебели, ножки стула, доски столешницы - дерево ценное, сухое. Он вырезал из него фигурки, иногда занимаясь этим делом даже в трамвае.

Сергей Григорьевич поражал своей неординарностью, и невероятной самобытной одаренностью. У него была “фотографическая” зрительная память. Например, он обычно, не отрываясь, несколько минут смотрел на гипсовую отливку, а затем уж совершенно не глядя на натуру, даже, уйдя в другою комнату, рисовал ее во всех подробностях. Точно так же он рисовал натурщиков, натюрморты....

Позже это несомненное достоинство обнаружит в творчестве Королькова и недостатки : известно ведь недостатки - продолжение достоинств. Так в рисунках, в иллюстрациях Королькова, можно частенько увидеть реминисценции известных полотен или скульптур. Вероятно, художник не глядя и не отдавая себе отчета, запоминал увиденное, и, почти буквально, воспроизводил, принимая запомненное за свое. Как же можно было от этого недостатка избавиться ? Одним единственным способом - профессиональным образованием. Образование окультуривание таланта, то есть открытие в нем скрытых возможностей, освобождение от штампов и зависимости от неумения. Корольков это понимал, чувствовал, мечтал о профессиональном художественном образовании, но….

И вот тут мы касаемся, того, о чем не писали, ни в СССР, ни за рубежом...

Упоение рисованием стало своеобразным наркотиком, возможностью забыться, уйти от того кошмара, что окружал Королькова на Дону.

Рожденный в 1905 году. он еще помнил другую жизнь, других людей, другие нравы, и прекрасно помнил как все это погибало: как уничтожались остатки казачьей самобытности, как истреблялись лучшие и ярчайшие носители этой культуры он видел, да на просто видел ,а и сам подлежал уничтожению.

Заявивши о своем таланте так громко, так ярко, он мог быть уничтожен физически как тысячи не менее одаренных казаков, его современников. Но ему удалось "проскочить". Уцелеть меж красными жерновами, смоловшими казачество. Легенда о простом “черноземном” парне самородке, кого “расковала родная Советская власть” некоторое время позволяла Королькову выжить. Хотя в том же Ростове упорно ходили слухи, что никакой он не рыбак, а сын станичного атамана, отлично обучавшийся в станичной гимназии, и там получивший первые фундаментальные основы мастерства. Легенда о казачьем самородке пока берегла, но постоянно жизнь его висела на волоске.

Впервые выставившись в 1927 году Сергей Григорьевич становиться необыкновенно популярен. Эта популярность, постоянная необходимость быть на виду, чтобы не уничтожили, не расстреляли, не загнали в лагеря, заставляет Королькова неистово работать. Тень чекиста с наганом постоянно стоит у него за спиной. Всe еще не оставляющий мечты о профессиональном обучении, Корольков едет в Ленинград, в прославленную когда-то Академию художеств. Но 1932 год это не времена казаков Сурикова, Репина, Дубовского, Крымова, Машкова. Хотя и тогда-то казаков больно жаловали в столицах. Но теперь, когда в Академии королевствовали Исаак Бродский и Игорь Эммануилович Грабарь казаку там делать, вообще ,было нечего. Не помогала и неуклюжая мимикрия: все эти рисунки красных партизан, заслуженных доярок и горских колхозников Исаак Ильич Бродский выпроводил Королькова такими словами: “Вам, Корольков, учиться? Зачем? Вам лучше работать практически." Иными словами "Вы уже мастер, и учиться вам нечему."

По всякому можно относиться к сказанному, и как к признанию Королькова художника, и как к завуалированному отказу, и даже как к садистской издевке... Ну, вероятно, этим отказ и интересен.

Корольков повздыхал, повздыхал, может, и слезу, ночью задавил и решил считать себя мастером! А учиться стал "с рук". Своими наставками он выбирает выпускника школы Ашби в Мюнхене Эдуарда Васильевича Аусберга и казака - художника-баталиста Митрофана Борисовича Грекова, тогда уже совсем больного. Ему и помогал Корольков в создании очередной диарамы "Взятие Ростова Красной Армией”, которая в 1932 году была выставлена для всеобщего обозрения. Здесь Корольков набрался не только ремесла, но и всего того, что называлось революционным пафосом, а на самом деле было неким сборником правил игры именуемом социалистический реализм.

То есть была определявшая, и относящаяся к действительности не более чем опера или балет обойма сюжетов, приемов, фабул, какие принимало тогдашнее господствующее мнение, задаваемое из Кремля.

Корольков был человек молодой,"схватчивый"... Научился, усвоил... Чем дальше была тематика его произведений от действительности тем более условных приемов она требовала, от реалистического рисунка Корольков, все более и более уходит к скульптуре.

Единственным его наставником в этом виде фантастического искусства был "красный сокол" прославившийся своим мужеством в Гражданскую войну осетин Сосланбек Тавасиев, ставший, впоследствии известным советским скульптором.

Вращаясь в среде совершенно вымышленных образов и такой же условной школы романтического соц. реализма, столь богатого расцветшего в творчестве Мухиной, Шадра и других и советских скульпторов Сергей Корольков вроде бы принял правила игры.

В 1935 году он опубликовала в ростовской газете “Молот” свою статью "Украсим город”: “наш город беден скульптурными украшениями. Парки и улицы однообразны и скучны. Сейчас идет социалистическое переустройство Ростова. Следует подумать и о скульптурном украшении его..." и ничтоже сумняшеся "... до сих пор не увековечена героическая борьба партии и рабочего класса за советскую власть, память стачки 1902 г, революции 1905 года. Следует увековечить имена героев гражданской войны, создав о них скульптурные произведения. Я уже начал кое что делать...."

За этим "кое что" стоял огромный театр им Горького построенный в 1935 году в Ростове в виде трактора, как писали тогда “плод благотворного сотрудничества двух выдающихся советских зодчих В.Щуко и В.Гельфрейха” в свое время спроектировавших пропилеи Смольного По замыслу создателей театра, его огромный монументальный "лоб" мог быть использован для проецирования картин революционной героической борьбы и созидания народа,....

"Верил ли во все это Корольков? Неужели позабыл он все виденное на Дону? Неужели не понимал, что происходит вокруг него и свою собственную роль в этом сатанинском мире?

Полвека спустя легко быть исследователем и судьей.. А вот в то время, когда душа кричит и отвергает многое, а мозг подсказывает пути спасения, потому что возражать означает - погибнуть. Разум человеческий так устроен, что не просто оправдывает каждый поступок своего хозяина, но и подсказывает пути примирения... Сердце кричит и кровоточит, а мозг рассчитывает, и командует...

Такие произведения, какие созданы Корольковым, нельзя создавать не искренне. Здесь нужно горение. Здесь нужна вера.

Не даром именно в это время такой популярностью пользуется система Станиславского школа перевоплощения серьезная и опасная школа, которая позволяет актеру не только изобразить другого человека, но перевоплотиться в него, самому стать другим человеком. Если хотите это не только театральная, а психологическая школа. Всей стране пришлось "воображать себя в предполагаемых обстоятельствах.

Вообще вся сталинская эпоха, да, пожалуй, это время не только в России, а скажем и в фашистской Германии, напоминает какой то фантасмагорический спектакль от грандиозных шоу парадов и до мелодраматических отношений между людьми, в самом худшем смысле этого слова: все эти полумифические Стахановы, Павлики Морозовы, летчики - орденоносцы, герои-пограничники... Страшная чудовищная жизнь с миллионами замученных и расстрелянных, с перевернутой до основания страной, загубленным сельским хозяйством, изуродованной промышленностью и природой, извращенной историей и уничтоженной церковью....

Страна лжи! И какое-то азиатски варварское славословие вождей злодеев, их деяний выдаваемых за подвиги, что на самом деле были чудовищным злодейством. Многодневный, многолетний спектакль призванный заменить собою действительность. Думали - одно, делали -другое, изображали - третье... И чтобы не повредиться рассудком и уцелеть, нужно было верить в эту разнолепицу приводить хоть в какой-то, хоть вымышленный, искусственный порядок, перевернутое сознание. Вот и старались не видеть действительности, не думать о ней, искренне принять предлагаемую картину бытия...

И Корольков старался. И получалось! А как же иначе : живой человек, да еще глобально одаренный. Он же не политик, не философ, не пророк. Это молодой человек, и при всем его казачьем упрямстве, многолетняя психологическая обработка, которой была подчинена вся страна, давала плоды.

Корольков принял правила игры - художники народ чуткий, талант - инструмент тонкий и он невольно подстраивается под наиболее громкую музыку, Это человек без слуха может орать свое, наперекор всему, а музыкант сыграть даже самую простенькую пьеску, когда грохочет духовой оркестр, не сможет.

Степь молчит, но моментами кажется, что она вдруг нарушит молчанье и отбросит на белый лоб театра, как на могучий экран волнующие картины пережитого” - это записи из альбома Королькова. А какие картины? Что помнил он и что мог, и что должен был изображать ?

Горельефов на театре два: девятнадцатифигурная "Гибель Вандеи", и, исполненная значительно позже, иллюстративная композиция "Железный поток" в семнадцать фигур,... Оставляя в стороне достоинства работ, а они несомненны, хочется подчеркнуть другое; Корольков фантастически работоспособен, ведь в это же самое время он создает самую знаменитую свою работу: иллюстрации Тихого Дона . Эти рисунки до сих по праву считаются пока непревзойденными, а кроме того, предпринимает попытки иллюстрировать другое произведение казачьего писателя Серафимовича /Попова/ Железный поток. Романа знаменитого, просоветского, ни в какое сравнение с Тихим доном не идущего, опубликованного в те же тридцатые... А еще сотни набросков и рисунков, сотни этюдов в пластилине, глине и других материалах... Это был какой-то вихрь работ, который обрушивал на зрителей Корольков, этой работой он глушил себя, как водкой.

Теперь, когда можно нет торопясь перелистать ставшие классикой и библиографической редкостью листы , можно спокойно увидеть все достоинства, и многое, что было современникам не видно.

Помниться мой дядюшка, как зеницу ока, хранил четыре небольших серых томика, бережно открывал их и говорил:

- Обрати внимание - отсутствует пейзаж. Поразительный эффект рисунки скульптурны. Смотри он нигде не идет за тканью романа, он идет рядом с романом, и потому здесь на равных текст и рисунок. Грубо говоря, это не иллюстрации, а произведения по поводу или на сюжет "Тихого Дона"

С годами перелистывая, доставшиеся мне в наследство страницы я заметил и другое. Роман написан, с надрывной болью о казаках, в рассказе обо всем прекрасном и отвратительном в их судьбе, возвышенном и грязном, диком и высокодуховном... Ведь роман по социальной задаче тридцатых годов должен был осудить казаков “эту русскую Вандею”... Должен, да не осудил! И не мог осудить... Как не смог Корольков, создавая почти гротесковые рисунки, избежать романтической возвышенности “ в воспевании этих белогвардейцев!”...

Его произведения нельзя описывать их нужно видеть. Они ценны и композиционно, и каждой фигурой, каждой неброской и скупой деталью. Сегодня глядя с высоты конца столетия на иллюстрации полувековой давности можно увидеть и другое: эти рисунки - поэма о казачестве несмотря на подчеркнутую лаконичность - историческое к этнографическое исследование казачества, как особого национального типа. Особенно это заметно там, где Корольков противопоставляет казаков и хохлов, казаков и солдат - кацапов и чухонцев. Я убежден, что он особенно остро чувствовал южно донской антропологический тип. Григорий, Наталья, Лушка, Кошевой, Пантелей Прокофьевич... Особая пластика, особая казачья стать...

Когда вышла первая книга Тихого Дона, казаков перестали расстреливать без суда и следствия. Шепотом в наших куренях делились впечатлениями, те, кто, взахлеб, читал эту обжигающую книгу. Казаки -то читали в ней не то, что отмечала и превозносила коммунистическая критика. Точно так же воспринимались и иллюстрация Королькова сквозь весь гротеск, почти карикатурность некоторых: персонажей и оценок—это гимн казачеству - каждая фигура скульптурна, каждая фигура идеальна по пластике, безупречна по анатомии...

- Вот какими мы были! - словно кричит Корольков,- Вот что на нас навалилось. И сплетясь в смертельный клубок, мы погибли... Сколько не прятал душу Корольков, не пытался стать своим этому новому господствующему классу, именовавшему себя непонятным и чужим словом, гегемон, а все-таки не смог, И ясно сквозит в каждом рисунке: это - мы! Это наши! А то - враги! Шалупонь! Хамы! Мы и кони, мы и бой, мы и любовь... А все остальное - чужое в нашей степи.

Большего взлета Корольков достичь не смог. Работал он не просто много, а фантастически много! Портреты Пугачева, братьев Грузиновых, Разина, Булавина....Сотни портретов, почти все утрачено...

Одна ясно: после Тихого Дона, с Корольковым шутить, похлопывать по плечу, дескать, вот какой талантливый казачок, трудись, старайся и тебя не оставим своею милостью, больше нельзя. Однако, к началу войны успел Корольков насмотреться и на эти “милости”.

Если для казачества и для всех русских пахарей были страшны 1929-1932 года, и не было их страшнее... с раскулачиванием, депортацией, коллективизацией, индустриализацией и т.д. всем что, фактически, истребило наш народ. То для горожан, к которым уже принадлежал и Корольков, страшны 37-38 года ... Непонятно было, по какому принципу уничтожались люди.

- Слава Тебе, Господи, долго терпишь да больно бьешь... - крестились казаки, когда видели черные “воронки” увозившие тех, кто казнил и мытарил их в гражданскую. Кто травил газом и вымаривал голодом: Тухачевский, Блюхер, Антонов-Овсеенко... - туда им и дорога!

Но вместе с ними всех, кто хоть день, был в белых, всех кто хоть раз не выполнил хлебозаготовки, всех на кого донесли... да и тех на кого не донесли, а просто попал на глаза чекистам... А на глаза попадали все, кто хоть на вершок - выше ординара.

Как уцелел Корольков - непонятно! Может уж слишком на виду. Был известен САМОМУ Сталину? Хотя это никого не спасало. Может, крепко молились за него предки... Так ведь и за других молились! Скорее всего - случайно.

Миновала компания арестов. Сверху отсигналили - хватит. Уцелел казачий ваятель! Но сколько убил в нем страх! Сколько произведений не появилось на свет, потому как душа была занята другими чувствами.... "Служенье муз не терпит суеты!" А тут не суета, а погибель... Тут уж не Пушкина, а Крылова вспоминаешь... "Поймала кошка соловья..."

Тридцать девятый и сороковой - какая-то странная пауза в творчестве: словно бы устал Корольков, замучался носить "чуждые покровы" как говаривали встарь казаки, устал не быть самом собой... Неизвестно, как бы сложилась его дальнейшая судьба и творчество, в том числе. ... История не пишется по принципу "что было бы ... если бы. Было, как было... И по-другому быть не могло. Грянул кровавый сорок первый.

Надо сказать, что большинство казаков восприняло этот год с каким-то внутренним облегчением: война - все понятно. Тут наши - там - враги. Потому и вставали под знамена Сталина бывшие белогвардейцы и кулаки, плечом к плечу с коммунистами. Не за Сталина вставали, не за коммунизм - за Россию, против давнего супостата, который, собственно, и подарил нам Ленина! Против немца!

Собрался в добровольцы и Корольков, да не тут то было! Это после сорок второго года мели на фронт всех подряд - потому как положили, без толку, тьму народа и некого стало ставить в строй, а в сорок первом, поначалу, отбирали самых преданных, самых крутых ленинцев и сталинцов. И шли они, все еще играя роль самого передового и прогрессивного человечества, которую репетировали аж с семнадцатого года. Ох, и положили же этих романтиков! Горы! Но вместе с ними, сколько невинных и непричастных полегло. Сколько в плену загинуло! После первых боев покатилась "непобедимая и легендарная" в отступ!

В первые дни Королькова в армию не взяли - не пролетарское происхождение, а потом и брать стало некуда - немцы заняли Ростов.

Насмотрелся Корольков на панику при отступлении, насмотрелся на бывших больших начальников, что, буквально, по головам беженцев вывозили на полуторках свое барахло. Насмотрелся на заград. отряды, хватил лиха и при немцах...

Однако, годы оккупации, дали душе казака какие-то небывалые результаты. Раздавленный и безработный, голодный и потерянный, он, может впервые, почувствовал внутреннюю свободу! Впервые за всю жизнь ему не надо было врать! Не надо было подстраиваться под вкусы и желания власть предержащих. Страшно, - но не более чем другим, голодно, - но как всем! Конечно, хотелось работать, хотелось творчества... Была тоска по Отчизне великой и свободной.... Но была и свобода. Никто Королькова не преследовал, он был немцам не интересен, да и вряд ли они про него знали.

А вот что будет потом, когда вернется доблестная Красная Армия - легко предположить. Тем более, что многие донские города и станицы переходили их рук в руки и жители, попавшие второй раз "под немца", уже познакомились с хваткой СМЕРШа в армии освободителей, же побывали на допросах, покруче, чем в 30 годы...

Так что не из любви к немцам уходили с Дона и Кубани тысячи казаков, откатываясь с отступающей гитлеровской армией, а спасаясь теперь уже от так называемых своих”.

Двинулся с обозом и Корольков.

Неизвестно, что ждало его на оставляемой родине - скорее всего лагерь, а, может быть, и пронесло бы в очередной раз... Хотя сколько могло это повторяться. Одним словом неизвестно. Однако, на Западе его ждал Лиенц!

Совсем недавно узнали мы - жители России - о страшном предательстве, что совершенном нашими западными друзьями. Англичане, гуманные, законопослушные, демократичные англичане - выдали на расправу Сталину тысячи казаков. И как выдали! С каким изуверством, с какой жестокостью!.. Теперь об этом знает весь мир. Знает, но, похоже, выводов не делает.

Иначе международный трибунал должен бы разобраться и в иных преступлениях: например, в транспорте морских барж, что вышли из Глазго на Мурманск, набитые все теми же казаками, с женами и с детьми /подданными Великобритании/, транспорт барж с выработанными двигателями, который так и не прибыл в Мурманск. И только черный крест в английском порту кричит об этом преступлении.

О массовых расстрелах казаков белогвардейцев в Китае и в Чехословакии, о репрессиях в России в 1946,1953,1962 г.

Господи? Да сколько же можно нас терзать? Наверное пока мы совсем не исчезнем и только останутся наши песни, да люди иной крови, иного народа, называющие себя казаками... Однако, в самой страшной мясорубке, в самом тщательном истреблении с уничтожением всех свидетелей - земля вопиет! И этот вопль крови, от земли самой восходящий, и есть совсем недавно ставшее известное нам полотно С.Королькова "Выдача казаков в Лиенце"

Говорить о нем как о произведении искусства - невозможно! Язык не поворачивается! Какое там искусство, как можно рассуждать о композиции, колорите и т.д. когда земля вопиет!

Факт, запечатленный Корольковым, разрывает все представления об искусстве, о живописи, обо всем, что принято в искусствознании... И только поражаешься как этот, уцелевший в истреблении, человек смог вернуться памятью к тому, что пережил, как смог снова и снова пережить прошлое с кистью в руках,... Какая воля! Какая прочность в казачьем характере, какая стальная хватка мастера заставившая трудиться кровоточащее сердце и истерзанный мозг!

Не знали мы ни эти страницы жизни Сергея Королькова, не знали и много другого, чем наполнены его труды и дни за рубежом. Не знали и потому в совковой своей наивности удивлялись, почему это он, несмотря на приглашения М.Шолохова, на зазывные предложения вернуться молчит! Почему он не стал встречаться с самим “Нашим Никитой Сергеевичем Хрущевым, когда тот посещал Америку в самом начале кукурузной эпопеи!

Коненков же вернулся! Эрзя вернулся!... А Корольков, видите ли, даже встречаться не стал! Коненков ставший баптистом – русский, Эрзя – мордвин, а Корольков – казак! Другая кровь, другой менталитет, другие счеты с российскими властями. Самое умилительное, что даже совсем недавние статьи о Королькове не упускают сообщить " под влиянием белогвардейцев, Корольков не смог встретиться с главой Советского государства". Это дань традиции... Это все из той же серии, что казаки - беглые крестьяне...

Никто на Королькова не влиял! И он прекрасно понимал, что его зарубежное творчество - десятки папок с рисунками, (крошечную часть из которых мы видели: "Побег женщины ЗЕКА" "Раскулаченные" и др.) это не Коненков и ни Эрзя! Этого не простят.

А даже власти, если и закроют глаза, то Корольков больше притворяться не сможет: правды добился, воли глотнул... Не сможет он обратно в романтику революции и пафос коммунизма!

Горька воля на чужбине. В никелированном комфорте для миллионеров художник казак - никому не нужен. Ну, да это, полбеды. К тому, что он никому не нужен, Корольков привык и в России. Беда в другом. В том, что вырванный из своего народа, из своего мира, куда входили составляющим и донская природа, и пластика, и жесты, и речь, и душа ... он словно от почвы оторвался. Все еще жил, все еще работал... Но корни остались далеко от отброшенной вершины

Он еще создаст прекрасный памятник Ермаку, и мы, казаки верим - станет этот Ермак на. берегу Иртыша,... Но кровоточащее сердце теряло силы, а до родной земли, что давала энергию и желание жить - далеко.

Корольков пытался создать свой мир, свою среду: и вокруг него всегда были наши... Всегда были казаки, с кем он делился от малого достатка, своего, кого бескорыстно учил, лечил, кормил... Но это была казачья община, но не казачья страна, а по его таланту, ему и в привольных донских степях бывало тесновато.

Умер раб Божий Сергей сын Тихого Дона и как сказано в Писании "и приложился к народу своему "

Еще при коммунистах переиздали Тихий Дон с его иллюстрациями - лучше то никто не рисовал! Все чаще публикуют в журналах репродукции с его произведений, все привычнее становится его имя в России, куда возвращаются его работы.

Он еще придет домой, по его картинам еще будут изучать казачата историю, своего многострадального, но неистребимого народа.

Hosted by uCoz