ПРАВО НА РОМАНС

Высшая математика в живописи – натюрморт. В нем не спрячешься за литературный сюжет, за монументальность идеи – только мастерство и мировоззрение мастера. Тут он, художник, и виден как на ладони: - есть ли ему, что поведать миру, да и вообще, имеет ли он право обращаться к миру…Так вот, романс в музыке, поэзии и в исполнении – еще в тысячу раз сложнее. Я не оговорился: что живопись, что музыка, что поэзия… говорят то ведь об одном и том же – о душе человеческой. И как бы не, вокально одарен и музыкально образован певец, как бы не укрывали его цветами и драпировками оркестровых изысков аранжировщики, взявшись за романс, он словно попадает под увеличительное стекло! И невинный голос дитяти в зрительном зале спросит: “А когда мы пойдем домой?” Что означает вечное: “король – то голый!”, или скажет отцу: “Не плачь, я с тобой!” - высшая похвала. Это значит, что в романсе раскрылась душа и вызвала отклик в других душах и явился резонанс, какой бывает только в общем молении, в православных храмах. И никто не вспомнит особенно эффектно взятую ноту, и уникальный тембр голоса, и пламенный аккорд: это все для публики, для массового тиража, а не для ближних твоих, не для братьев и сестер, не для родненьких…

Мелодия – душа музыки, строфа – душа поэзии, а романс – обнаженная душа исполнителя! Только так он и живет: от души к душе! И когда не слышна душа в поющем, не будет ее и в романсе, не родится, волною сладкого сострадания, и отзвук в сердце слушателя. Ведь, собственно, певец и слушатель - одно целое, только слушатель не поет.

Вот что такое русский романс! Ему нельзя научиться, к нему можно придти. Право на него не дается штудией, мастерством, природной одаренностью, его надо настрадать! Вот почему, наверно, не бывает юных исполнителей классического русского романса… И наверное, поэтому же так много в романсе женщин. Великих женщин. Они к душе ближе. Хотя, в руссом романсе не бывает деления на мужские и женские, как не бывает такого деления в молитве. А может быть, они храбрее и не боятся держать в ладонях пылающий угль романса? А может наивнее, и не понимают, за что берутся. Видно их Бог бережет!

Именно с таким пониманием высокого предназначения русского романса можно говорить о Екатерине Анцевой и о тех двенадцати романсах, что подарила она слушателем, на своем первом диске. Здесь все есть, о чем я говорил, а, кроме того, в чистейшем исполнении и блистательном аккопонементе и аранжировке Сергея Ильина, есть то, чего так не хватает многим певцам – благородной сдержанности - необходимейшего свойства русского национального характера, запечатленного в романсе.

Поэт Н. Коржавин обронил строку: “боль остается в любой аффектации болью, а судьба остается в любом проявленье, судьбой”. Не думаю, чтобы Анцева рассуждала на эту тему, но “Очаровательные глазки”, “Шумел камыш” соседствуют на равных с “Не уходи”, “Парой гнедых” и “Утро туманное”, потому что нет здесь и тени высокомерия, но только сострадание и желание разделить и облегчить боль и муку. Нравственная чистота, звучащая в каждой ноте, позволяет Анцевой поднять из двухвекового сора мещанский романс, и показать его истинный свет и цену. С детским бесстрашием, она доносит, глубоко и серьезно, каждое слово и великого Есенина, и Полонского, и забытого автора, чьи строфы, казалось бы, без иронии и вспоминать нельзя… Оказывается можно! Как говориться: к золоту грязь не пристает!

Я не знаю, будут ли еще диски Екатерины Анцевой, не знаю пополнится ли сокровищница русского романса ее новыми работами, но то что эти двенадцать самоцветов, подаренные нам, останутся в памяти и сердце надолго – убежден.