Б.А. Алмазов.
Доцент кафедры
связей с общественностью
СПбГУФК им. Лесгафта
BorisAlmazov@narod.ru

 

ПАТРИАРХ ГЕРМОГЕН

Народное предание упорно утверждает, что будущий Святой патриарх всея Руси происходил из донских казаков. Он и верно всем своим обликом, характером, стереотипом поведения, всеми поступками - казак, хотя для человека церкви это не должно бы иметь значения. О юных годах его мало, что известно – составители его жития исследовали церковную жизнь Святого Гермогена, поэтому мы даже не знаем, как звали его в миру, кто были его родители, даже год рождения устанавливается приблизительно – около 1530 года….

Повествование его жизни начинается с того момента, когда он служил священником в Казани, и там вроде бы был, обвиняем во всяких предосудительных поступках. Однако, сведения и слухи эти распространяли поляки, чтобы опорочить, тогда уже Патриарха всея Руси, Гермогена. Однако, кое-что все-таки полякам было известно, да и мудрено оставаться в неизвестности такому яркому и страстному человеку как патриарх Гермоген.

Мы говорили о стереотипе поведения, который в основном (как считал Л.Н. Гумилев) и является объективным показателем национальной принадлежности. Так вот Гермоген ведет себя так, как вели казаки и рядовые, и атаманы.

Характерно, что недруги обвиняли его в грубости, резкости, вспыльчивости, упрямстве и жестокости. Следует ли говорить, что эти же черты характера в устах сторонников Гермогена выглядели как честность, прямота, бескомпромиссность и т.д. Поэтому попробуем рассказать о казаке, ставшем патриархом всея Руси и за подвиг, сподобившегося святости.

Священник Гермоген не случайно начал свой духовный путь в Казани. Обстановка там была очень сложная и запутанная, город многонациональный, здесь и православные, и мусульмане, и язычники – поволжские народы. Город был одним из форпостов восточного давления на Русь, не случайно только недавнее взятие Казани отодвинуло опасность нового иноплеменного “басурманского” нашествия. Фактически, это - линия фронта, которая проходила в душах и умах Казанцев. Такое положение “на линии огня” соответствовало характеру Гермогена. Россия знала разных святителей и пастырей, Гермоген по характеру, принадлежал скорее к типу политических церковных деятелей, нежели молитвенников….Причем, он не гнушался и насилия. Для казаков того времени проблема размежевания с мусульманами и язычниками стояла очень остро. В степи только что сформировалось казачество в современном смысле то есть, исключительно, православное. Поэтому легко допустить, что родившись в среде , где эта проблема имела наибольшую остроту Гермоген с молоком матери впитал идею защиты Православия.

С самого начала своего служения он зарекомендовал себя яростным борцом со всяким отступлением от православных норм. А такие отступления были серьезны, поэтому он и пресекал их мерами жестокими.

Среди новокрещенных Казанцев царило двуебожие, то есть обвенчавшись в церкви, новобрачные шли к мулле или к языческому шаману и совершали еще один обряд…. Таким образом, на вопрос “Ты какой веры?”, что в те времена звучал как “ты за кого?” человек мог ответить как угодно…. Кроме того, не изжит был у православных, бывших мусульман, и обряд многоженства, а часть новокрещенных привела с войн немецких пленниц и жила с ними не венчанная….

Казань был городом опасным, всякое “шатание в вере” - на руку врагам России, которые не оставили надежды на реванш, а Казань – это ворота Востока….

Поэтому понятна та горячность, с какой Гермоген боролся с отступниками: он и увещевал их, и накладывал покаяния, и уж совсем отчаявшись, обратился к правительству, чтобы то приняло свои репрессивные меры.

Гермоген, категорически, выступал против строительства мечетей в Казани…. В иные времена он был бы терпим, но предчувствие катастрофы, смуты и гибели не оставляло его, заставляя прибегать к мерам скорее политическим и государственным, нежели пастырским.

По просьбе Гермогена ново крещенными населена слобода, начальником над слободой поставлен опытный военный и собранные со всей губернии новокрещенцы оказались под жестоким присмотром.

Все это напоминало будущие военные поселения – с цепями, кнутобиением и тюрьмой…. Порядки в слободе - полувоенные… как в станице. Обстановка и время вынуждало к таким мерам. И надо сказать, что кое-что из предпринятого Гермогеном себя оправдало, – Казань не сыграла в Смуте той катастрофической роли, которую могла бы сыграть….

Гермоген был свидетелем явления и обретения чудотворной казанской иконы Божьей Матери и впоследствии составил сказание об этом и о свершенных ею чудесах. Это произошло 8 июля 1579 года. Не случайно вскоре после этого он принял монашество. Карьера его стреми тельна: в 1582 году он стал архимандритом Свято-Преображенского монастыря в Казани,13 мая 1589 года был рукоположен в архиерейский сан и стал первым казанским Митрополитом.

С энергией, подобной энергии казаков – землепроходцев, Митрополит Гермоген обуст раивает казанскую епархию, всячески поднимая значение Православия и, стараясь вокруг него объединять разноплеменное население бывшей Золотой Орды. В 1592 году Гермоген ходил в Смоленск для встречи принесенных туда из Москвы мощей св. Германа Казанского. 1595 году при деятельном участии Гермогена в Свято-Преображенском монастыре произошло открытие мощей святителя Гурия, первого архиепископа Казанского и Варсонофия епископа Тверского. Гермоген сам составлял их жития. То есть шла нормальная церковная повседневная жизнь. Но умер Годунов, и держава повалилась в смуту.

После гибли сына Бориса Годунова Федора, – встал вопрос о престолонаследовании. Народ, практически, на своих плечах вознес на престол Лжедмитрия 1. Был разыгран великолепный спектакль любви и страсти Лжедмитрия и Марии Мнишек.

Гермоген не мог знать, что Лжедмитрий тайно принял католичество, что за поддержку его авантюры, он отдал Юрию Мнишеку Псков и Новгород. Собственно, не исключено, что его не особенно волновали и проблемы престолонаследования, но…. Но на соборе, куда был приглашен и митрополит Казанский Гермоген, встал вопрос о женитьбе Лжедмитрия на католичке Марии Мнишек и Гермоген поднялся против этого со всем казачьим пылом и упрямством, и стоял, что называется, на смерть! Он требовал крещения будущей русской царицы в Православие, – ибо это считал основой будущего национального русского правления. Упрямого Митрополита вытолкали в обратно Казань.

Восшествие Лжедмитрия в Москву началось с того, что под стенами города появился отряд атамана воровского, Корелы и, следуя сообщению, все историки повторяют, что Лжедмитрия привели казаки…. Ну, во-первых, само имя атамана, говорит, что происходил он не с Дона, а, скорее всего из Твери, где были городовые казаки, в том числе женившиеся или вышедшие замуж за местных карел. Но даже в том случае, если отряд был весь, действительно, казачьим, он бы ничего не сделал, если бы сам народ не желал “Доброго государя Дмитрия Ивановича”.

Два посла Лжедмитрия Г. Пушкин и Н. Плещеев въехали в Москву и были встречены коленопреклоненной толпой, прочитали “прелестное” письмо Лжедмитрия и народ “прельстяся”, смел Годуновых….

Но воцарившийся Лжедмитрий навел в Москву интервентов, пошли грабежи и разбои, чинимые поляками. Однако, основную музыку заказывали не поляки! Лжедмитрий повалил, руками народа, Годуновых. Эта работа, устроившая бояр, была выполнена. Более он не нужен. Еще при его шумном царствовании странным образом повели себя казаки: Андрей Карела спился, а второй атаман Постник Лунев вдруг постригся в Соловецкие монахи, казаки, из войска Лжедмитрия, ушли на Дон и на Украину.

Тут возник конфликт с Гермогеном и с поляками, требовавшими жалования, и закончилось все восстанием и смертью Лжедмитрия.

На престол возведен боярский государь – Василий Шуйский. Он не забыл упрямого казанского митрополита: вызвал его в Москву и, при первом же удобном случае, сильно способствовал возведению Гермогена в сан Патриарха всея Руси.

Но Гермоген, став патриархом, тут же с Шуйским поссорился. Ссоры происходили непрерывно, однако все, что Гермоген не колеблясь, говорил Шуйскому в лицо, никогда не произносилось им за спиной царя. Но самое главное, не скрывая своего критического отношения к Шуйскому, Патриарх всегда отстаивал его как русского царя! Он считал: какими бы путями не был достигнут престол – царь уже освещен царским венцом и помазанием. Помазанник Божий и потому -неприкосновенен.

Не соглашаясь с поступками и поведением Шуйского – человека, он готов был принести себя в жертву за Шуйского – царя, потому что только в царе видел спасение от смуты. Не раз он выходил перед бушующей толпой и останавливал стихийные народные выступления.

Но “зверь смута” выпущен из подземелья и уже пожирал державу и подданных ее.

Когда Лжедмитрий 1 пошел на Москву, поначалу его поддержали только “севрюки” и те, кто называл себя запорожцами. Но когда начались бои с царскими войсками, на выручку пришли бывшие служилые казаки, городовые, все те, кто в результате трехлетнего голода оказались исторгнуты из России. За ними, пока еще очень небольшими партиями, стали подтягиваться в войско и вольные казаки. Поскольку командные должности в войске Лжедмитрия в русской его части неизбежно бывали заняты профессионалами – казаками, которые образовали новые соединения по казачьему принципу и создавалось впечатление, что это – “казаки пришли”.

Однако, положение изменилось, когда ненавистные бояре свергли “законного” государя, убили его, а на трон возвели незаконного боярского царя Шуйского. Вот тут полыхнуло то самое страшное, что может быть в России – гражданская война, та, что у нас в учебниках подавалась как крестьянская война Ивана Болотникова. Спору нет, на Руси 96 процентов населения крестьяне, потому они и составляли войско, но как в любом войске они были “пушечным мясом”, а командовали дворяне и профессиональные военные, такие как атаман Болотников.

Гермоген отчаянно старался противостоять гражданской войне. Низложения Шуйского он не признавал! Не признавал и его насильственного пострижения в монахи, и даже, когда Шуйский уже был заточен в Чудовом монастыре, требовал его возращения на престол.

Легко судить о событиях происходивших почти четыре века назад. Мы одновременно видим и начало события и его развитие, и результат, чего, конечно же, никак не могли знать участники этих событий.

Скажем, одной из ярчайших фигур той поры Прокопий Ляпунов. Происходил он из дворян бунташных областей, примыкавших к Дону, и, в свое время, подвергся гонениям за то, что поставлял казакам оружие и боеприпасы. Он совершенно искренне считал Лжедмитрия царем настоящим, а при его собственной одаренности и храбрости, при “высокой способности” увлекать за собой людей, был признанным вождем народа. Вероятно, странную картину представляли бы они, стань рядом Ляпунов и Лжедмитрий: один высокий статный, крепкого сложения, яркой красоты, другой безбородый карлик, усыпанный бородавками.…

И вот богатырь - карлика возводил на престол! Ну, да это к слову. После убийства Лжедмитрия, Ляпунов пошел к Болотникову, поскольку верил, что царевич жив, и сразу покинул его, убедившись, что это не так. Он признал Шуйского, но, видя его не способность править, обратился, к виднейшему полководцу и государственному деятелю, Скопину с предложением занять престол. (Вот последствия “народного волеизъявления”… когда царя можно выбирать, как президента.) Ляпунов поднял против Шуйских народ.

Окончательно запутавшись в царях и лжецарях, народ русский, и его власти, решили призвать на царства человека царской крови (призвали же славяне Рюрика) таким человеком был сын короля польского Сигизмунда – Владислав. Ляпунов отправил к нему своего сына, всячески способствовал приходу польского гарнизона в Москву…. Но когда увидел, что творят интервенты, то одним из первых призвал народ к сопротивлению иноземцам.

Патриарх же Гермоген с самого начала знал, чем кончится эта поднятая в державе неразбериха, он прекрасно понимал, что для осознания совершенной ошибки или как понимают это православные люди, для покаяния, необходимо время…. Но ждать Гермоген не мог – не тот характер, да и не тот пост. Он, выбрав формальный повод начал отчаянно сопротивляться избранию царем иноземца. Внешне не возражая против польского царевича, Патриарх Гермоген категорически потребовал, чтобы Владислав принял православие в противном случае “пусть на вас ляжет проклятие четырех патриархов и нашего смирения…”.

Что касается смирения патриарха, то это одна из форм, принятая в письменных документах. Не был смирен Гермоген! Темпераментом он не уступал ни одному из атаманов – одна кровь, одна страсть.

Он мог остановить службу и броситься на убийцу сына Бориса Годунова Михаила Молчанова: с криком: “прочь отсюда окаянный еретик! Ты не достоин, входить в церковь Божию!”

Строгий в посту и в молитве, строгий со своими помощниками, которые не любили Патриарха Гермогена, он видел дальше своих современников, и не упрям был, но последователен, и уж тут его было не остановить. Началась и тайная, и явная распря между поляками: король Сигизмунд сам решил подобраться к русскому престолу. Солдаты короля бесчинствовали под Смоленском и в Москве, королевич не ехал, казаки начали, потихонечку, уходить на Дон и Запорожье, поскольку совершенно запутались в том, кто прав, кто виноват, кто царь истинный, кто не истинный…. Боярам поперек горла был Ляпунов, и они направились к патриарху, чтобы тот утихомирил народного вождя. Совершенно неожиданно патриарх наотрез отказался! 5 декабря 1610 года бояре пришли к Патриарху с письмом, где писали Сигизмунду, как истинному королю, во всем полагаясь на его волю. Патриарх отвечал:

- Пусть король даст своего сына на московское государство и выведет своих людей из Москвы, а королевич пусть примет греческую (т.е. православную А.Б.) веру. Если вы напишете такое письмо, то я к нему руку приложу. А чтобы писать, чтоб нам во всем положиться на королевскую волю, то я этого никогда не сделаю, и другим не приказываю так делать. Если же меня не послушается, то наложу на вас клятву (прокляну. А.Б.). Явное дело, что после такого письма вам придется целовать крест польскому королю…”.

Разгорелся спор, боярин Салтыков замахнулся на Гермогена ножом:

- Не боюсь я твоего ножа, – сказал Гермоген. – я вооружусь против ножа силою креста святого. Будь ты проклят…!

На следующий день Патриарх собрал народ, поляки окружили церковь войском, не пуская туда русских, но москвичи прорвались, и услышали слова верховного пастыря призывавшего их “стоять за православную веру”…. Это был призыв к отпору завоевателям. Прямо в церкви Гермоген был взят поляками под стражу.

Вот с этого момента начинается последний подвиг Российского Патриарха Святого Гермогена.

Фактически Гермоген становится центром нарастающего народного восстания за освобождение родины от иноземцев. Запертый в камеру, он сам становится символом сопротивления и духовной свободы.

Отчаянный (именно, отчаявшись в своих надеждах), Прокопий Ляпунов вел к Москве народное ополчение, во главе которых шли вольные казаки и запорожцы, – злейшие враги поляков. И бояре, и поляки знали, что этих людей может остановить только слово Патриарха. Они приступили к нему с требованием:

Отпиши же им, чтоб не ходили!

Патриарх ответил:

- Если вы, изменники, и с вами все королевские люди выйдете из Москвы вон, тогда напишу, чтобы они воротились назад. А не выйдете – так я смиренный, отпишу им, чтобы совершили начатое непременно. Истинная вера попирается от еретиков и от вас изменников; Москве приходит разорение, святым Божим церквам запустение; костел латины устроили на дворе Бориса!…

Гермоген не только не противостоял идущим на Москву ратям, но всячески их поддерживал. В Москве началось народное восстание. Начали его извозчики (или те, кто их изображал) в базарный день они во множестве стеклись в столицу, перегородили возами все улицы и когда интервенты смекнули, в чем дело и, сначала предложив денег извозчикам, получив их категорический отказ, обнажили сабли – ударил набат, и поднялась вся Москва. Безоружные жители били врагов дубьем и камнями с крыш. В город вошло с разных сторон ополчение, тогда поляки зажгли Москву, и она горела три дня. Во время пожара царило чудовищное мародерство. В Китай–городе интервенты перебили всех русских, а женщин и детей проигрывали друг другу в карты.

Но война не прекратилась и на московском пепелище. Резня шла непрерывно. Каждый день возникали серьезные стычки и бои, хотя ополчение вынуждено было выйти из горящего города и стать под Москвой.

Но Патриарх был пленен. Под страхом лютой смерти, его принуждали приказать Ляпунову и ополченцам оставить Москву, поскольку Гермоген оставался единственным человеком, словам которого верили. Гермоген смерти не боялся, а врагов проклинал. Его заперли в келье Чудова монастыря, но оттуда Гермоген умел переправить свое благословение восставшему народу.

В стане ополченцев начались раздоры. Полякам удалось поссорить Ляпунова с казаками – подбросили подложное письмо, которому казаки поверили и зарубили Ляпунова.

Поскольку в это время под Москвой, в основном, оказались одни казаки, или ополчение, руководство, над которым принадлежало тоже казакам, на Гермогена стал “давить” атаман Заруцкий, требуя, чтобы Патриарх признал право на престол сына Лжедмитрия 1 и Марины Мнишек, при котором Заруцкий был бы “регентом” – поскольку будущий царь был еще младенцем. Гермоген не только проклял авантюристов, но ухитрился разослать грамоты по Руси, где призывал народ к всеобщему ополчению. Надо ли говорить, что эта грамота была воспринята как команда к действию.

В истерзанной, наполовину вымершей от голода, истоптанной поляками, шведами, только что захватившими Новгород и почти весь русский север, шайками разбойников, начисто ограбленная, сбитая войной и голодом с мест, и замерзающая по дорогам, умирающая Россия, стала, по благословению патриарха, подниматься вся.

В Нижнем Новгороде началось знаменитое ополчение, возглавляемое Кузьмой Мининым. Напрасно поляки и предатели бояре требовали от Гермогена, что бы он остановил народное выступление, равному по мощи, которому не было. Гермоген только исступленно молился и проклинал врагов.

Его перестали кормить. Из запертой кельи умирающий Патриарх послал благословение восставшим: “да будет над ними милость от Бога и благословение от моего смирения! А на изменников да излиться гнев божий и да будут они прокляты в сем веке и в будущем!”

17 февраля 1612 года Святой Гермоген умер в заточении от голода. Русские полки очистили Москву от поляков 22 октября 1612 года. Тело умершего Святого Гермогена было погребено в Чудовом монастыре, а в феврале 1654 года перенесено в Успенский собор.

Hosted by uCoz